Метафора и метонимия
Метафора и метонимия - одни из наиболее распространенных тропов в художественной литературе как в русском, так и в английском языке. Оба они основаны на взаимодействии логического и контекстуального значений лексической единицы (или группы лексических единиц), где контекстом служит художественное произведение и идея, заложенная в него автором [Арутюновой, Журинской, 1990:48].
Фундаментальным различием между метафорой и метонимией является сама сущность взаимоотношений между значениями. Метафора строится на основе “схожести” двух концепций, явлений или предметов, то есть на лингвистическом уровне две лексические единицы обладают, по крайней мере, одним общим семантическим компонентом. При этом метафорой характеризуется лишь один из задействованных референтов, тогда как второй является только средством характеризации, комментарием [там же]. Таким образом, функцию метафоры можно определить как преимущественно субъектно-оценочную. Природой отношений между референтами объясняется и большая распространенность метафоры по сравнению с метонимией: учитывая множество индивидуальных ассоциаций, возможных при привлечении лишь одного общего семантического компонента, количество специфических комбинаций практически неограниченно: strong wind, strong mind, strong pressure.
Метонимические отношения складываются из реально существующего взаимодействия между двумя концепциями, явлениями или предметами, то есть существуют на основе их “смежности” в экстралингвистической сфере. На лингвистическом уровне необходимости в общем семантическом компоненте нет, хотя образ одного задействованного референта не исключает образа другого. Поэтому функцию метонимии можно определить как преимущественно символизирующую, характеризующую две взаимосвязанных концепции. Экстралингвистической основой отношений между референтами объясняется меньшая распространенность метонимии по сравнению с метафорой: в объективной реальности связей, безусловно, меньше, чем ассоциативных связей в сознании человека:
1) I have eaten a full plate
2) I want to buy whodunit and adventure
3) I was reading Pushkin
Из вышеизложенного следует вывод о том, что метонимия существует непосредственно на экстралингвистической основе, тогда как экстралингвистическая основа существования метафоры опосредована через язык. Таким образом, традиционный взгляд на метафору и метонимию как на поверхностные риторические приемы, рассматриваемые исключительно с точки зрения языка, уступает в основательности представлению этих тропов как своеобразного “посредника” между объективной реальностью и образным сознанием автора, отображающим эту реальность [там же].
Связь между семантемами, являющимися означаемыми многозначного слова, определяется действием двух ассоциативных механизмов.
В одном случае образование производного значения (производной семантемы) обусловливается действием парадигматического механизма ассоциаций по сходству. Так возникают метафоры - семантически производные наименования по преимуществу с характеризующей функцией. Поэтому метафорическими чаще оказываются наименования, которые употребляются в предикатных (признаковых) позициях. Метафорическое и неметафорическое наименования легко заменяют друг друга в одном контексте: kinded, money-making, high, fighting, hardy, generous spirit. В другом случае образование производной семантемы объясняется действием синтагматического механизма ассоциаций по смежности .
Так возникают метонимии - семантически производные наименования по преимуществу с идентифицирующей функцией. Поэтому метонимические наименования чаще встречаются в предметных позициях. Взаимозамена метонимических и неметонимических наименований предполагает преобразование контекста: (The audience was applauding. The ship was impressed by the voyage.) Характеризующая функция метафор наиболее явно проявляетсяу глаголов (the time is passing; soar in one"s thoughts; lull the conscience;), у прилагательных (witty reply, perplexed look, bad temper, mental anguish, stuped boy, sound mind;), но она может наличествовать и у существительных (indigo-child).
Идентифицирующая функция наблюдается у именных образований в таких случаях: mouth of the river [там же].
Нередко слова с переносным значением представляют собой метафоры и метонимии. В распознании тех и других многие испытывают трудности. Однако между этими языковыми средствами существует заметная разница.
Определение
Метафорой называют слово (выражение), в значении которого присутствует скрытое сравнение предметов по тому или иному признаку. Сходство может быть по форме (лента дороги), расположению (хвост поезда), цвету (золотые волосы), количеству (горсть людей), звучанию (барабанит дождь) и прочим характеристикам.
Метонимия – замещение лексики в составе выражений, производимое на основе непосредственной связи между определенными понятиями. Например, заменяться на словах могут: произведение – автором (читать Булгакова), содержимое – емкостью (уплели сковородку), люди – местом их нахождения (город спал), объект целиком – его характерной деталью (Здорово, борода!).
Сравнение
В каждом случае перенос значения происходит по своим принципам. При этом есть один безошибочный признак, позволяющий правильно различать рассматриваемые языковые явления. Он заключается в том, что в метафоре сопоставляются предметы, которые никак не зависят друг от друга, но имеют некую совпадающую характеристику. В метонимии же, напротив, взаимодействуют понятия, напрямую связанные между собой, но как такового сходства между ними нет.
Рассмотрим отличие метафоры от метонимии на примерах. Возьмем сочетание «сладкий сон». Первое слово в нем употреблено в метафоричном смысле. А вот в прямом значении сладкими можно назвать совсем другие вещи, например конфеты или фрукты. Однако их со здоровым сном объединяет только одно – получаемое приятное ощущение. Теперь обратимся к выражению «зал рукоплескал». В нем содержится метонимия. На самом деле здесь подразумевается, что бурно аплодировали зрители. Но вместо людей в этом примере называется нечто тесно с ними связанное, а именно помещение, в котором находилась такая публика.
Метафору можно перестроить и получить прямое сравнение, используя при этом слова «как», «похожий на», «вроде», «подобно»: Провода украшены бахромой инея. – Иней на проводах висит как бахрома. С метонимией такой прием не пройдет. Например, можно сказать «для детей организована елка», но «для детей организовано что-то вроде елки» звучит нелепо.
Увидеть, в чем разница между метафорой и метонимией, можно, и проанализировав, что дает речи их использование. Так, метафора служит для создания эффектных, запоминающихся образов, основанных на интересных, зачастую неожиданных ассоциациях. Это обогащает язык и делает его более выразительным. Метонимия же в числе прочего позволяет значительно быстрей озвучивать мысли. Длинная конструкция здесь может быть заменена всего парой слов: «ранний Достоевский» вместо «произведения, написанные Достоевским в начале его творческого пути».
Метафора - это перенос наименования с одного предмета на другой на основании из сходства.
Сходство может быть внешним и внутренним.
Разновидность метафоры:
Сходство формы (начертить круг - спасательный круг);
Сходство внешнего вида (вороной конь - гимнастический конь);
Сходство производимого впечатления (сладкий виноград - сладкий сон);
Сходство местоположения (кожаная подошва - подошва горы, белить потолок - три по русскому - его потолок);
Сходство в структуре оценок (легкий портфель - легкий текст, сын перерос отца, стал очень высоким - перерасти своего наставника);
Сходство в способе представления действий (охватить руками ствол дерева - её охватила радость, сваи поддерживают мост - поддержать кандидатуру Иванова);
Сходство функций (ртутный барометр - барометр общественного мнения).
Типы метафор
I. По особенностям употребления, функциям .
1. Номинативная
Эта метафора сухая, утратившая образность. Словари, как правило, не отмечают это значение как переносное, метафорическое.
Например, ручка двери, носик чайника, белок глаза, дверной глазок
Образность в слове есть, она заключена в самом факте переноса названия с одного предмета на другой.
2. Образная метафора
Содержит скрытое сравнение, имеет характеризующее свойство.
Например, звезда (знаменитость), острый ум.
Образная метафора возникает как результат осмысления человеком объектов реального мира.
3. Когнитивная метафора
Мыслительное отражение реальной или приписываемой общности свойств между сопоставляемыми понятиями.
Формирует абстрактное значение слова.
Например, горсть людей (малое число), вертеться (постоянно находиться в мыслях).
II. По роли в языке и речи.
1. Общеязыковые (узуальные).
Отражает социальный облик, имеет системный характер в употреблении. Она воспроизводима и анонимна, закрепляется в словарях.
2. Индивидуальные (художественные).
Например:
Среди полуденной истомы
Покрылась ватой бирюза.
Рожая солнце, озеро томилось.
Основные черты метафор:
1. Она представляет собой сжатое сравнение.
2. Она имеет двойственную семантическую природу
3. Метафора это загадка, требующая отгадки
4. Метафора это скачок из сферы языка в сферу знаний о внеязыковой действительности
5. В метафоре значимы постоянные и сущностные характеристики явлений
6. Метафору питают обыденные знания
Условия метфорич.переносов:
1. Физические признаки предметов переносятся на человека и характеризуют его психич.свойства
2. Характеристики предметов представляют собой характеристики абстрактных понятий
3. Признаки или действия человека переносятся на предметы, явления природы или на абстрактные понятия
4. Признаки природы, явлений природы переносятся на человека
Языковая метонимия – перенос наименования с одного представления на другое на основе их смежности. (есть малину -ягоды-единство растения и его плодов)
Метонимические модели – устойчивая содержательная схема, в рамках которой производится целый ряд конкретных метонимических сдвигов.
В самом общем виде содержание метонимических моделей формулируется следующим образом: наименование А переносится на смежное ему В.
Виды метонимии
- общеязыковая
- общепоэтическая
- общегазетная
- индивидуально-авторская
- индивидуально-творческая
Метонимия очень похожа на метафору. Иногда их трудно различить. Чтобы не ошибиться, следует опираться на отличия:
- В метафоре сопоставляемые предметы обязательно похожи, при метонимии такого сходства нет. Это чем же похожи фраки на людей, которые облачены в них?
- Метафору легко переделать в сравнение с помощью слов как, вроде, подобно . Например, бахрома инея – иней, как бахрома. Метонимию в сравнительный оборот преобразовать не удастся. "Все флаги в гости будут к нам", где флаги замещают страны.
Синекдоха – такой перенос значения, когда, называя часть, имеют в виду целое или, называя целое, имеют в виду часть целого.
Обычно в синекдохе употребляется :
1.Единственное число вместо множественного: «Всё спит - и человек, и зверь, и птица ». (Гоголь);
2.Множественное число вместо единственного: «Мы все глядим в Наполеоны ». (Пушкин);
3.Часть вместо целого: «Имеете ли вы в чём-нибудь нужду? - В крыше для моего семейства». (Герцен);
4.Родовое название вместо видового: «Ну что ж, садись, светило ». (Маяковский) (вместо: солнце );
5.Видовое название вместо родового: «Пуще всего береги копейку ». (Гоголь) (вместо: деньги ).
УДК 81"373.612.2
Л.А. Козлова
МЕТАФОРА И МЕТОНИМИЯ: СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
В статье рассматриваются отдельные вопросы, связанные с когнитивной сущностью метафоры и метонимии. Дается краткий экскурс в историю исследования метафоры и метонимии, отмечается преемственность разных парадигм в их изучении. Показывается динамический характер процессов метафоризации и метонимизации. Выделяются и описываются общие и различительные признаки, позволяющие разграничивать эти когнитивные феномены.
Ключевые слова: метафора, метонимия, ментальное пространство, концептуальная интеграция, перефокусировка.
Несмотря на поистине огромное количество работ, посвященное метонимии и метафоре (см. обзор в [Опарина 2000]), интерес исследователей к изучению этих феноменов не ослабевает, а напротив, усиливается: рассматривается их специфика в различных типах дискурса, их культурологическая обусловленность, их прагматический потенциал, их способность влиять на наше восприятие и оценку событий и т.д. При этом многие вопросы, связанные с изучением метафоры и метонимии, продолжают оставаться дискуссионными. Одним из таких дискуссионных вопросов является, на наш взгляд, вопрос о более четкой дифференциации этих процессов. Вопросы, связанные с общностью и различием метафоры и метонимии, рассматривались многими исследователями [Ла-кофф, Джонсон 2004; Падучева 2004; Kovecses 1998; Panther 2003; Ruis de Mendoza Ibáñez 2003; Ungerer, Schmid 1996 и др.], в работах которых рассматривается как общность, так и различия между этими процессами, однако некоторые признаки дифференциации этих явлений все еще остаются вне поля зрения исследователей.
Процессы метафоризации и метонимизации относятся к числу базовых когнитивных механизмов, обеспечивающих концептуализацию и категоризацию предметов и явлений внешнего и внутреннего мира человека. Рассматривая когнитивные основания языковой категоризации, Дж. Лакофф вводит понятие идеализированных когнитивных моделей (ИКМ), понимая под ними особые когнитивные сущности, которые лежат в основе языковых категорий, и выделяет четыре типа таких ИКМ: пропозициональные, определяющие характер элементов категории, их свойства и отношения между ними; образ-схематические модели, отражающие основные образные представления, формирующие категориальные классы; метафорические модели, позволяющие представить некоторую абстрактную область посредством отождествления
ее с другой областью, обычно более конкретной и доступной эмпирическому наблюдению; метонимические модели, действующие совместно с первыми тремя и обеспечивающими перенос характеристик одного элемента множества на все множество [ЬаЫТ 1987: 68-76].
Очевидно, что именно значимость процессов метафоризации и метонимизации для концептуализации и вербализации явлений внешнего и внутреннего мира объясняет то место, которое занимало изучение метафоры и метонимии на всех этапах развития лингвистики, несмотря на тот факт, что на разных этапах этого развития в фокусе исследования, в соответствии с доминирующей парадигмой эпохи, находились разные аспекты этих сложных и многогранных явлений.
Истоки теории метафоры и метонимии, как, впрочем, и многих лингвистических теорий, лежат в античных учениях. Теория метафоры родилась в недрах риторики, которая рассматривала метафору прежде всего как средство воздействия на аудиторию. Именно Аристотель поставил вопрос об эвристических возможностях метафоры. Рассматривая метафору в контексте риторики как прием ораторского и поэтического искусства, он в то же время обращал внимание на логический механизм метафоры, т.е. тот механизм, который лежит в основе способности метафоры выражать знание о мире, т.е., говоря современным метаязыком, участвовать в процессах концептуализации. Он же высказал и важную мысль о необходимости метафорической номинации, подчеркивая, что до метафорического названия в языке не существовало точной номинации описываемого понятия. К Аристотелю восходит и установление взаимосвязи между метафорой и сравнением, метафора определяется им как сокращенное, или скрытое сравнение [Аристотель 1978].
Значительный вклад в развитие теории метафоры (а именно ее концептуальной сущности)
внесли и работы А.А. Потебни. Дискутируя с Аристотелем и Гербером по поводу возможности перестановки членов пропозиции в метафоре, А. А. Потебня пишет, что такая перестановка была бы возможной, если бы в языке науки и поэзии не находило отражение направление процессов познания - от прежде познанного к новому, неизвестному (ср. с описанием сущности концептуальной метафоры в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона!) [Потебня 1990: 203].
В рамках системоцентрической парадигмы, или «внутренней» лингвистики, когда язык изучался «в самом себе и для себя», метафора и метонимия рассматривались прежде всего как стилистические приемы, средства повышения экспрессивности речи. Но даже в рамках этой парадигмы, как это всегда бывает, многие лингвисты и философы подчеркивали роль метафоры и метонимии в процессах познания, концептуализации мира. Так, в концепции метафоры, предложенной М. Блэком, который строит свою теорию метафоры, основываясь на понятии интеракции, четко прослеживается попытка автора рассмотреть сущность метафоры как процесса мыслительной деятельности. Именно он ввел в лингвистический обиход понятие «когнитивная метафора». Он рассматривает механизм метафоры как результат взаимодействия двух ассоциативных систем: обозначаемого метафоры и ее образного средства, в результате которого обозначаемое предстает в новом свете, под новым углом зрения, получая новое, метафорическое название [Блэк 1990]. В этой трактовке метафоры легко прослеживается связь с теорией концептуальной метафоры, предложенной Дж. Лакоффом и М. Джонсоном. Л. Шлайн определял метафору как уникальный вклад правого полушария в языковую способность левого, также рассматривая ее в контексте мыслительной деятельности человека . Таким образом, есть все основания для того, чтобы утверждать, что еще в рамках системно-структурной парадигмы исследователи вплотную подошли к необходимости рассмотрения метафоры не только как стилистического приема или способа расширения значения, но и как ментальной сущности. Сказанное позволяет констатировать преемственность в развитии лингвистической науки, находящую свое проявление в том, что новые подходы и становление всякой новой парадигмы происходит не на пустом месте, а зарождается в рамках предшествующей парадигмы, что обеспечивает плодотворность интеграции различных подходов к объекту исследования и
подтверждает эволюционный характер развития лингвистики.
Примером такой эволюции взглядов на сущность метафоры могут служить работы М.В. Никитина, в трудах которого можно проследить переход от трактовки метафоры как переноса значения к рассмотрению ее когнитивной сущности. Так, говоря о роли метафоры в формировании нового концепта, М.В. Никитин особо подчеркивает, что метафора не порождает новый концепт, а лишь способствует его четкому формированию и словесному выражению, в чем и состоит ее когнитивная функция. По образному выражению М.В. Никитина, метафора служит «повивальной бабкой», помогая концепту выйти из сумерек сознания и вербализоваться в речи [Никитин 2001: 34].
Начиная с 70-х гг. прошлого века, в связи со становлением и выдвижением на центральную позицию в лингвистике когнитивной парадигмы, внимание лингвистов почти целиком сосредоточено на изучении когнитивной функции метафоры и метонимии: они изучаются с позиций тех ментальных операций, которые происходят при их порождении, исследуется роль процессов ме-тафоризации и метонимизации как особых когнитивных операций, участвующих в процессах концептуализации и категоризации. Наибольшее внимание при этом было первоначально метафоре, в первую очередь, благодаря работе Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 2004] , которая, по выражению А.Н. Баранова, по праву может считаться «библией когнитивного подхода к метафоре» [Баранов 2004: 7]. Популярность данной работы настолько высока, что она нередко служит прецедентным именем для других работ в области метафорологии (см., например, такие названия, как «Metaphors we can learn by» , «Метафоры, которые мы выбираем» [Алексеева 2002: 288-298] и др.).
Основной заслугой Дж. Лакоффа и М. Джонсона является то, что они определили место и роль метафоры в познании мира, показав, что метафоры пронизывают нашу повседневную жизнь (что нашло отражение в самом названии работы), организуют наш повседневный опыт. В метафоре находит свое выражение основная когнитивная способность человека мыслить об одной сфере жизненного опыта или области знаний в образах другой, осваивать новое, опираясь на уже хорошо известное, на аналогию, формировать новые концепты на базе старых, сформированных на основе предшествующего опыта.
Процесс метафоризации в концепции Дж. Лакоффа и М. Джонсона основан на взаимо-
действии двух концептуальных сфер: области-источника, представляющей собой сферу освоенного опыта и области цели, которая мыслится структурируется на основе области-источника. Основанием для такого переноса является, по мысли исследователей, так называемые соответствия в опыте. При этом соответствия в опыте понимаются достаточно широко как некоторый общий признак, присущий обеим концептуальным областям. Характер этого общего признака может быть различным: сходство по внешнему облику, размер, манера поведения, потребность, выполняемая функция и т.д. Например, в метафоре «...the key to my fiction... lies in my relationship with nature» (Fowles J.) в качестве такого основания служит общий признак «функция»: с помощью ключа можно открыть дверь во внутренний мир писателя и понять его творчество.
Основываясь на анализе повседневных, обыденных метафор (тех, которыми мы живем) Дж. Лакофф и М. Джонсон выделили три группы концептуальных метафор, отражающих устойчивые, стабильные, закрепившиеся в коллективном сознании соответствия между областью-источником и областью-целью: структурные метафоры, ориентационные и онтологические. Структурные метафоры позволяют воспринимать и описывать одно явление в терминах другого, например, представление жизни учебного заведения в терминах судна, потерпевшего бедствие: «Как Вы думаете, Литинститут выживет?»; «Он выжил, и это уже хорошо. Он плывет тяжело, трудно, трещат борта. Но он плывет» (ЛГ 24-30 декабря 2004). С помощью ориентацион-ных метафор концепты структурируются в терминах пространственных отношений: позитивное -верх, негативное - низ, ср.: «Жизнь - это чудо. А чуда не запретишь. Да здравствует амплитуда, то падаешь, то летишь» (Боков В.). Онтологические метафоры позволяют представлять абстрактные явления в виде материальной субстанции, ср.: «Горе ты, горе - соленое море» (Цветаева М.).
Следует подчеркнуть, что говоря о соответствиях в опыте, лежащих в основе концептуальных метафор, Дж. Лакофф и М. Джонсон имели в виду не индивидуальный, а коллективный опыт, понятный всем представителям данного социума, и объектом их анализа являлись так называемые стертые, или мертвые метафоры, т.е. словесные метафоры, ставшие фактами языка (по меткой характеристике Дж. Серля, мертвые метафоры - это те, которые выжили, т.е. стали фактами языка, а
не отдельного индивида [Серль 1990: 313]). Индивидуальный культурный, профессиональный и интеллектуальный опыт может отличаться от конвенционального, что приводит к созданию живых, творческих метафор, не вписывающихся в традиционные модели. В качестве примера можно привести метафоры Джона Фаулза, в которых областью-источником нередко служат стилистические фигуры речи, поскольку эта область является для Фаулза как художника слова наиболее известной, и он часто опирается на нее при описании конкретных людей или явлений, ср.: She was a kind of human oxymoron. The landscape was a simile of my life (Fowles J.). Еще одним примером индивидуального опыта, послужившего областью-источником для создания метафоры, может служить следующая характеристика: «Веселый, умный, симпатичный человек, такой Адлер души» (Так говорит о своей дочери Ю. Башмет в одном из интервью (КП 05.04.05)).
Следует признать, что концептуальные области источника и цели, служащие основой для описания когнитивной сущности метафоры в теории Лакоффа-Джонсона, предстают как сформировавшиеся, статичные образования, что несколько ограничивает аппликативный потенциал данной теории для описания процессов генерирования новых смыслов и создания авторских метафор в процессе метафоризации. Это ограничение преодолено в работах по концептуальной интеграции, представляющих собой дальнейшее развитие когнитивной теории метафоры. Отличительной характеристикой теории концептуальной интеграции, основные положения которой представлены в работах Ж. Фоконье, М. Тернера, Е. Свитсер , является то, что она сфокусирована на креативном, динамическом характере процесса смыслопорождения вообще и ме-тафоризации в частности.
В основе теории концептуальной интеграции лежит понятие ментального пространства, которое представляет собой не статическую, а динамическую сущность. Ментальные пространства не даны заранее, а представляют собой пакеты информации, возникающие on-line в процессе осмысления, концептуальной обработки прошлой или текущей ситуации на основе уже имеющихся знаний. Процесс концептуальной интеграции включает в себя взаимодействие четырех ментальных пространств: двух исходных пространств, общего пространства (создающегося в результате их пересечения на основе общих при-
знаков) и совмещенного, интегрального пространства, так называемого бленда, - которое, собственно, и является результатом концептуальной интеграции. Достоинство данной теории состоит в том, что она представляет процесс формирования метафоры, как и процесс смыслообра-зования вообще как динамические сущности. Как подчеркивает Н.К. Рябцева, понятие концептуальной интеграции является принципиально важным для языка в целом, поскольку язык сам по себе интегрален, синкретичен, многозначен [Рябцева 2005: 85]. О.К. Ирисханова, отмечая большой экспланаторный потенциал данной теории, указывает, что она может применяться при изучении семантики синтаксических конструкций, фразеологизмов, построения художественных текстов, различных стилистических приемов [Ирисханова 2000: 64].
Обращение к конкретному языковому материалу позволяет увидеть динамическую сущность процессов метафоризации как результата концептуальной интеграции. Обратимся к анализу отрывка из книги американской писательницы китайского происхождения Эми Тэн «The Joy Luck Club», который, как нам представляется, позволяет увидеть процесс порождения метафоры как результат концептуальной интеграции.
The old woman remembered a swan she had bought many years ago in Shanghai for a foolish sum. This bird, boasted the vendor, was once a duck that stretched its neck in hopes of becoming a goose, and now look! - it is too beautiful to eat.
Then the woman and the swan sailed across an ocean many thousands of li wide, stretching their necks toward America. On her journey she cooed to the swan: «In America I will have a daughter just like me. But over there nobody will say her worth is measured by the loudness of her husband"s belch. Over there nobody will look down on her, because I will make her speak only perfect American English. And over there she will always be too full to swallow any sorrow! She will know my meaning, because I will give her this swan - a creature that became more than what was hoped for».
But when she arrived in the new country, the immigration officials pulled her swan away from her, leaving the woman fluttering her arms and with only one swan feather for a memory. And then she had to fill out so many forms she forgot why she had come and what she had left behind.
Now the woman was old. And she had a daughter who grew up speaking only English and swallow-
ing more Coca-Cola than sorrow. For a long time now the woman had wanted to give her daughter the single swan feather and tell her: «This feather may look worthless, but it comes from afar and carries with it all my good intentions». And she waited, years after years, for the day she could tell her daughter this in perfect American English .
Анализ данного отрывка позволяет проследить операцию концептуальной интеграции на примере интегрирования двух исходных ментальных пространств (input spaces), образуемых на основе концептов ЖЕНЩИНА и ЛЕБЕДЬ, первое из которых является областью мишени, а второе -источником концептуальной метафоры. Взаимодействие этих ментальных пространств приводит к образованию общего ментального пространства (generic space), возникающего в результате пересечения общих признаков исходных пространств. Языковыми маркерами этого общего ментального пространства являются такие слова и фразы, как sail across an ocean, stretch their necks, которые используются для описания и женщины, и лебедя. На основе этого общего ментального пространства и создается так называемый бленд, т.е. интегрированное ментальное пространство (blended, integrated space), лежащее в основе порождения метафоры. Языковыми репрезентантами этого бленда, который мы можем условно обозначить как ЖЕНЩИНА-ЛЕБЕДЬ, служат такие единицы, как coo (she cooed to the swam), swallow (she will always be too full to swallow any sorrow, swallowing more Coca-Cola than sorrow), flutter (the woman fluttering her arms). При этом их принципиальное отличие от единиц, репрезентирующих общее ментальное пространство, заключается именно в передаваемом ими метафорическом значении.
Следует особо подчеркнуть, что, несмотря на наличие конвенциональной метафоры, в основе которой лежит стабильная ассоциация грациозной женщины с лебедем, данная метафора является авторской, порожденной в данном тексте. Ее индивидуальность заключается прежде всего в том, что, в отличие от существующей конвенциональной метафоры, базирующейся на сравнении женщины с лебедем и имеющей положительные коннотации, данная метафора включает и отрицательные коннотации, отчетливо присутствующие в сочетании to swallow Coca-Cola. Кроме того, данная метафора, как нам представляется, несет в себе и определенный культурно-специфический колорит, на который косвенно указывают такие детали, как the loudness of her husband"s belch,
подчеркивающие место и назначение женщины в Китае того времени, а также swan feather - лебединое перо, косвенно ассоциируемое с легкостью, невесомостью восточной женщины.
Следствием своеобразного метафорологи-ческого бума стало то, что, во-первых, исследование метонимии в когнитивном ракурсе было несколько отодвинуто во времени, а, во-вторых, то, что некоторые случаи переноса значения явно метонимического характера стали описываться как метафорические. Так, например, при рассмотрении случаев типа Ten dollars later... некоторые исследователи относят их к разновидностям концептуальной метафоры [Гилева 2002], основанной на базовой метафорической модели TIME IS MONEY. Конечно, определенный соблазн трактовать эти случаи как метафорические существует, но тогда, как рассматривать такие случаи, когда единицами измерения времени выступают не имена денежных единиц, а имена иных сущностей, как, например: He put on an apron and began to peel. One potato later, Sheila mentioned:
«Evelyn called" (Segal E.) или A thousand doors ago, when I was a lonely kid... (Sexton A.), которые явно не сводимы к метафорической модели TIME IS MONEY.
Нам представляется, что существует гораздо больше оснований рассматривать данные случаи как метонимические в своей основе, т.е. основанные на переносе по смежности «действие, происходящее во времени, объект действия, происходящего во времени» ^ «единица измерения времени», т.е. событие, объект или иные сущности, связанные с действием, происходящим во времени, могут стать единицами измерения времени, как это однажды продемонстрировал К. Воннегут в ставшей классической фразе «When I was a young man - two wives ago, 250 000 cigarettes ago, 3 000 quarts of booze ago» (Vonnegut K.).
Переход от традиционного рассмотрения метонимии как процесса семантического переноса и стилистического средства к ее описанию как феномена концептуального уровня произошел позднее, чем изучение метафоры в когнитивном аспекте ). Признавая тот факт, что во многих работах и метафора, и метонимия описываются в терминах концептуальной интеграции как базовой когнитивной операции, лежащей в основе многих ментальных и языковых процессов, мы хотели бы отметить, что для метонимии особую значимость имеет
ментальная операция перефокусировки, или сдвига фокуса внимания (термин Л. Талми ), происходящего в сознании говорящего при концептуализации и вербализации того или иного предмета или события. Так, описывая сущность метонимии как когнитивного процесса, Е.В. Падучева отмечает: «Метонимию обычно определяют как перенос по смежности. Понятие концептуальной структуры позволяет определить метонимический сдвиг иначе - как сдвиг фокуса внимания при концептуализации реальной ситуации; иначе говоря, как изменение соотношения между фигурой и фоном» [Падучева 2004: 190]. Такой сдвиг основан на существовании в сознании прочных ассоциативных связей между событием, явлением и его участниками или иными характеристиками, т. е. связей по смежности. В результате такого сдвига фокус внимания может перемещаться от самого события к его времени (После 11 сентября мир стал другим), месту (Мы еще долго будем помнить Бес-лан), от действия к его характеристикам (Поезд прогрохотал мимо), от автора к его работам (Нет ли у Вас Окуджавы?), от пациента к его диагнозу (У меня сегодня было целых три аппендицита), от человека к части его тела, предмету одежды или украшению (Глянь, какая обалденная шея восседает за крайним столиком (Рубина Д.); (Перстень заговорил) и т.д. (более полный список таких метонимических переносов (см. ).
Исходя из сказанного, мы полагаем, что существенное различие между метафорой и метонимией заключается в том, что для метонимии существенное значение имеет сдвиг фокуса внимания, а для метафоры - наличие общих признаков, на основе которых и образуется совмещенное, интегральное пространство - бленд. В процессе метафоризации оказываются задействованными два ментальных пространства, имеющие общий признак, на основе которого и создается интегрированное пространство, лежащее в основе метафоры. В этом плане метафора оказывается гораздо ближе к сравнению, в основе которого также лежит концептуальная интеграция двух разных ментальных пространств, что позволяет рассматривать метафору и сравнение членами одной когнитивной категории . Ментальные процессы, задействованные в процессе метонимизации, происходят «на территории» одной ментальной области, в рамках которой и происходит перефокусировка
внимания. Результатом такой перефокусировки, происходящей на ментальном уровне, на языковом уровне является экономия языковых средств, своеобразный семантический эллипсис, когда время, место, объект и другие характеристики становятся знаками самого события. Таким образом, метонимия как ментальная операция выступает как способ когнитивной экономии, фокусирования главного, в чем также состоит ее отличие от метафоры, которая с экономией не связана.
Еще одно, не менее важное отличие состоит в том, что метафора на уровне языковой репрезентации связана в первую очередь с существительным, поскольку только существительное способно создать в сознании определенный образ, наделенный различными признаками, которые и образуют импликационал слова, служащий основой для метафоризации его значений. Даже в случаях метафорического употребления глагола основой для такой метафоризации, на наш взгляд, чаще всего все равно служит существительное, связанное с действием, называемым глаголом, т. е. глагол метафоризуется на основе ассоциативной связи с денотатом имени. Так, в случае «Море смеялось» глагол «смеяться» употребляется метафорически на той основе, что море уподобляется живому существу. На эту ассоциативную связь с существительным в случае метафоризации глагола указывают многие исследователи. Так, описывая случаи метафоризации глаголов типа «выть» в сочетании «ветер воет», Н.Д. Арутюнова говорит о том, что метафора этого типа может быть выведена из сравнения, основанного на параллелизме разнопорядковых явлений: «ветер воет подобно тому, как воет зверь» [Арутюнова 1998: 361], т.е. через ассоциативную связь с существительным. З.А. Харитончик, описывая мета-форизацию глагола в примере «Дорога змеилась в горы», также отмечает, что метафорическое значение глагола связано ассоциативно с исходным словом «змея», т.е. происходит на основе ассоциативной связи с предметным именем [Харитон-чик 2009: 419]. Метонимия, в отличие от метафоры, может происходить в сфере глагола не через ассоциативную связь с существительным, а напрямую, на основе перефокусировки внимания от самого действия к его признаку, например, качественной характеристике, которая используется для названия самого действия. Например: Mrs Tanter rustled forward, effusive and kind (Fowles J.). В данном примере одна из характеристик дейст-
вия, а именно его звуковое сопровождение, становится средством номинации самого действия, при этом синкретно называя как само действие, так и его характеристику, т.е. выступая способом семантической компрессии. Как показывает сопоставительный анализ, метонимический перенос в сфере глагола является более частотным, чем метафорический. Е.С. Кубрякова отмечает, что именно метонимические переносы «лежат в основе номинации глаголом целой ситуации, особой разновидности человеческой деятельности, когда один из компонентов ситуации, или один с еще каким-то, будучи обозначенным, проявляет затем способность вызывать в нашем воображении ситуацию в целом, или, в других терминах, активизировать соответствующий фрейм [Кубрякова 1992: 89-90]. Как показывает фактический материал, в сфере глагола могут иметь место случаи метонимо-метафорического переноса, при котором первоначально происходит метонимический сдвиг, а затем, на его основе происходит метафо-ризация. Например: Her voice bulldozed through all opposition (Greene G.).
Подведем краткий итог сказанному. Метафора и метонимия, как когнитивные операции и как семантические процессы, имеющие место в сфере языковой семантики, характеризуются как элементами сходства, так и различия. Их сходство заключается в том, что они:
а) являются когнитивными в своей основе;
б) увеличивают ресурсы нашего сознания и языка;
в) могут носить как конвенциональный, так и индивидуальный, творческий характер и обладают значительным прагматическим потенциалом;
г) объясняются в теории семантики в терминах переноса, или сдвига значения.
Различие между метафорой и метонимией состоит в том, что:
а) для метонимии существенное значение имеет сдвиг фокуса внимания, а для метафоры - наличие общих признаков, на основе которых и образуется совмещенное, интегральное пространство - бленд;
б) метафора основана на взаимодействии двух ментальных пространств, метонимия как когнитивная операция происходит в границах одного ментального пространства;
в) на ментальном уровне метонимия связана с принципом когнитивной экономии, а на языковом уровне - со своеобразным семантическим эллипсисом; метафора с экономией не связана;
г) на языковом уровне метафора связана в первую очередь с существительным, метафориза-ция глагола происходит через ассоциативную связь с субъектом действия, называемого глаголом; метонимия может иметь место как в сфере существительных, так и глаголов, при этом глагол метонимизируется самостоятельно, за счет операции сдвига фокуса внимания.
Заключая, следует признать, что, несмотря на перечисленные различия, метафора и метонимия могут в отдельных случаях пересекаться, накладываться друг на друга, что делает их дифференциацию достаточно сложной. Такие случаи нередко имеют место в сфере языковой репрезентации темпоральных и пространственных отношений, что связано прежде всего со сложностью характера отношений между базовыми концептами ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ, а также в сфере языковой репрезентации эмоций. Факты пересечения границ между метафорой и метонимией свидетельствуют о континуальности нашего мышления и диффузности границ между различными ментальными процессами.
Список литературы
Алексеева Л.М. Метафоры, которые мы выбираем // С любовью к языку. М.; Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2002. С. 288-298.
Аристотель Сочинения: в 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1978.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1998.
Баранов А.Н. Когнитивная теория метафоры: почти двадцать пять лет спустя / под ред. А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004. С. 7-21.
Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 153-172.
Гилева Е.П. Когнитивные основы неграмматической представленности концепта времени: автореф. дис. ... канд. филол. наук, Барнаул, 2002.
Ирисханова О. К. О теории концептуальной интеграции // Традиционные проблемы языкознания в свете новых парадигм знания (Материалы Круглого стола, апрель 2000 г.). М.: Ин-т языкознания РАН, 2000. С. 62-67.
Кубрякова Е.С. Глаголы действия через их когнитивные характеристики // Логический анализ языка. Модели действия. М.: Индрик, 1992. С. 84-90.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / под ред. А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004.
Никитин М.В. Концепт и метафора // Studia Linguistica. Проблемы теории европейских языков. Вып. 10. СПб., 2001. С. 16-35.
Опарина Е. О. Исследование метафоры в последней трети ХХ века // Лингвистические исследования в конце ХХ века. Сб. обзоров. М.: 2000. С.186-205.
Падучева Е.В. К когнитивной теории метонимии. URL: //http://www.dialog-21.ru/Archive/2003/ Padocheva.htm
Падучева Е.В. Метафора и ее родственники // Сокровенные смыслы. Слово, текст, культура: сб. ст. в честь Н.Д. Арутюновой. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 187-203.
Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высш. шк., 1990.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005.
Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 307-341.
Харитончик З.А. О номинативных ресурсах языка, или к дискуссии о концептуальной интеграции // Горизонты современной лингвистики. Традиции и новаторство: сб. в честь Е.С. Кубряковой. М.: Языки славянских культур, 2009. С. 412-422.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration Networks// Cognitive Science 1998. № 22. P.133-187.
Fludernik M., Freeman D.C., Freeman M.H. Metaphor and Beyond // Poetics Today 1999, 20. 3. P.383-396.
Kovecses Z. Metonymy: Developing a Cognitive Linguistic View // Cognitive Linguistics 1998, #9-10. P. 37-77.
Lakoff, G., Women Fire and Dangerous Things. What Categories Reveal about the Mind. Chicago and L.: The University of Chicago Press, 1987.
Panther K.U. Introduction: on the Nature of Conceptual Metonymy// Metonymy and Pragmatic Inferencing. Amsterdam and Philadelphia: Benjamins 2003. P.1-20.
Ponterotto D. Metaphors We Can Learn by: How Insights from Cognitive Linguistic Research Can Improve the Teaching/Learning of Figurative Language // English Teaching Forum, vol. 32. Number 3. July 1994. P. 2-8.
Ruis de Mendoza Ibanez F.J. The Role of Mappings and Domains in Understanding Metonymy // Metaphor and Metonymy at the Crossroads: a Cognitive Perspective / Ed. by A. Barcelona. B. and N.Y.: Mouton de Gruyter, 2003. P. 109-132.
Shlain L. The Alphabet versus the Goddess. Lnd.: Penguin Arkana, 2000.
Sweetser E. & Fauconnier G. Cognitive Links and Domains: Basic Aspects of Mental Space Theory // Space Worlds and Grammar. The University of Chicago Press: 1996. P. 1-28.
Talmy L. Toward a Cognitive Semantics. Vol. 1. Concept Structuring Systems. Cambridge, Massachusetts; L., England: MIT Press, 2003.
Ungerer F., Schmid H.J. An Introduction to Cognitive Linguistics. Lnd., N.Y.: Longman, 1996.
METAPHOR AND METONYMY: SIMILARITY AND DIFFERENCE
The article addresses the issues related to the cognitive essence of metaphor and metonymy. The author gives a brief review of studies on metaphor and metonymy, stresses the continuity of different paradigms in the exploration of these phenomena, reveals the dynamic character of metaphorization and metonymization, points out and describes the common and differential features which help to distinguish these cognitive phenomena.
Key words: metaphor, metonymy, mental space, conceptual integration, change of focus.
Обратите внимание на то, что существует переносное употребление слов в речи, ограниченное рамками данного высказывания в необычном для него значении с целью придать речи особую выразительность. Переносное употребление слов – художественный прием называемый поэтическим тропом .
«Метафора» – поэтический троп, перенос названия с одного предмета на другой на основе сходства признаков.
Таблица 23
Внешняя метафора – основана на сходстве внешних признаков, например, зеленый – незрелый и зеленый – молодой, неопытный.
Внутренняя метафора – основана на сходстве ощущений, впечатлений, оценки, например, «теплая встреча», «горячая любовь», «холодный прием», «сухой ветер», «горький упрек» и т.д.
Метонимия
Метонимия – тип переноса значений, в основе которого лежат реальные, а иногда и воображаемые связи между соответствующими предметами (или явлениями).
Среди них различают:
смежность во времени или пространстве, например, аудитория – помещение для занятий и состав слушателей; земля – почва, суша, страна, планета; вечер – время суток и концерт;
название сосуда используется как мера вещества, например, «съел целую тарелку», «выпил полстакана»;
перенос названия с процесса на результат или продукт, например, «кладка, проводка, сообщение»;
перенос названия с процесса на материал, например, удобрение;
перенос названия с процесса на производственное помещение, например, «фотография» – процесс, продукт и помещение;
перенос названия с части на целое (синéкдоха – в переводе с греческого «выражение намеком»), например, с предмета одежды на человека – «он бегал за каждой юбкой» или с целого класса предметов на один из подклассов, например, «машина» в значении «автомобиль», «запах» – в значении «дурной» (мясо с запахом).
Каламбур
Этот термин обозначает сознательную игру слов, построенную на возможности их двоякого понимания. Как правило, даже небольшой контекст помогает понять истинное значение и исключить посторонние для данного случая значения таким образом превратить многозначное «слово языка» в однозначно используемое «слово в речи».
Полисемия с одной стороны снимается контекстом, а с другой стороны им и порождается, как считают некоторые ученые.
6. Омонимия слов
Запомните, что омонимия – тождество звучания 2-х или нескольких разных слов, случайно совпавших по форме.
В отличие от полисемии между этими словами нет никакой связи, например, «бор» – лес, «бор» – химический элемент и «бор» – зубное сверло. Эти слова случайно совпали по форме в отличие от «зеленый», где из значения цвета вытекает значение «незрелый, неспелый», а отсюда также значение «молодой, неопытный».
Классификация омонимов
По мотивам, в соответствие с которыми данные слова признаются омонимами:
Омонимия по мотивам
Лексическая
Грамматическая
грамматическая
Таблица 24
– лексическая омонимия , где все омонимы принадлежат к одной части речи, например, «бор» – лес, «бор» – химический элемент, «бор» – зубное сверло; «match» – спичка и «match» – состязание (из английского языка).
– грамматическая омонимия , где омонимы принадлежат к разным частям речи, например, «течь» – существительное и «течь» – глагол, «love» – существительное и «love» – глагол и т.д.
– лексико-грамматическая омонимия (смешанный тип), где омонимы не связаны значениями, и являются разными частями речи, например, «light»(англ.) – свет и «light» (англ.) – легкий.
П
омонимия
по степени полноты
неравнообъемная
частичная
Таблица 25
– полная омонимия , где омонимы совпадают по звучанию во всех своих формах, например, «ключ» – гаечный, «ключ» – родник;
– частичная омонимия , где омонимы в одних формах совпадают, а в других нет. Например, «жать» – «жну» и «жать» – «жму» совпадают в форме инфинитива, прошедшего и будущего времени, в сослагательном наклонении, в причастиях прошедшего времени, а в других формах они не совпадают.
– неравнообъемная омонимия , где для одного омонима все формы совпадают, как, например, «бор» – химический элемент, а для другого омонима «бор» – хвойный лес – совпадают только формы единственного числа, т.к. форм множественного числа у химического элемента нет. Отсюда, для «бор» – химический элемент омонимия полная, а для «бор» – хвойный лес – она частичная.
П
Омонимия
по характеру отображения
на письме
омографическая
неомографическая
Таблица 26
– омонимы – омографы (омографические) тождественны по звучанию и написанию, например, все омонимы «бор», или «ключ»;
– неомографические омонимы звучат одинаково, но пишутся по-разному, например, «компания» – общество друзей и «кампания» – избирательная; «see» – видеть и «sea» – море.
По регистрации в словарях:
регистрируются
не регистрируются
Таблица 27
Словари фиксируют как омонимы только омонимы-омографы, т.е. омонимы, которые тождественны и по звучанию и по написанию, т.к. словари исходят из письменного облика слов.
